Прыжок льва - Страница 65

«Это хорошо, — размышлял Федор, слушая плеск волн и наблюдая за редкими огоньками по левому борту, — что везде темно. Если доберемся до берега, а плыть метров пятьсот, может, семьсот, то есть шанс прошмыгнуть незамеченными в город. Конечно, если к тому моменту выход из торгового порта не перекроют. Тогда придется прорываться через склады, что примыкают к молу между военной и торговой гаванью. Там темнее и забор не очень высокий. И до ближайших домов рукой подать. В общем, прорвемся».

— Может быть, уже пора поджигать? — раздался голос Териса, который оторвал Чайку от обдумывания плана побега.

Парень был прав, сначала надо было сделать дело.

— Да, — согласился Федор, бросив взгляд на берег, потом на черные громады кораблей, которые стали уже слегка различимы, и добавил, — держи курс, я сделаю это сам.

Он спустился по лестнице в темный трюм. Высек искру из огнива и запалил первый факел. А потом осторожно, но быстро, пробрался вдоль всего ряда бочек со смолой и поджег факел у первой носовой бочки. Огонь играючи охватил просмоленное тряпье, а потом, несколько раз лизнув вязкую поверхность, перекинулся и на содержимое бочки.

Не тратя времени, Федор поджег следующую. Та тоже занялась быстро. Чайка с факелом в руках стал пятиться в сторону квадратного отверстия в палубе, поджигая одну бочку за другой. А несколько последних даже опрокинул на стволы кедра. Горящая смола с шипением растеклась по древесине, облизывая борта корабля и палубу снизу. В носовой части быстро разгоревшийся огонь уже даже стал прорываться наверх. Пространство под палубой вскоре заволокло черной гарью и Федор, закашлявшись, поспешил выбраться наверх. И так слишком долго возился.

Едва он поднялся по лестнице, как у его ног в палубу вонзилась стрела. Подняв голову, Чайка увидел, что полыхающий брандер на полной скорости приближается к пирсу, где стоят грозные квинкеремы. До столкновения оставалось не больше минуты. В зыбком свете он заметил, что в нескольких местах корабли стоят плотно притершись друг к другу бортами, чтобы сэкономить место, ведь их вошло в гавань гораздо больше, чем она могла принять. И в том, что их наконец заметили, можно было уже не сомневаться. На кораблях били тревогу, а у кормы двух ближних квинкерем столпилось уже несколько лучников. Они посылали стрелы, одну за другой, в фигурки финикийцев, хорошо различимых в свете полыхавшей у них под ногами палубы.

Карфагеняне были теперь как на ладони, а вот римляне стали быстро исчезать за дымом и языками пламени, вырывавшимися уже отовсюду. Но лучше всего горело на носу и в центре. Сквозь грузовое отверстие в палубе огонь выплескивался вверх алыми языками, иногда полностью перекрывая видимость и грозя сжечь парус. «Интересное ощущение, — натужно усмехнулся Федор, увертываясь от стрел и пробираясь на корму к Терису, который пытался держать курс, — когда под тобой горит палуба и огонь поджаривает пятки. В аду, наверное, все так и происходит».

— Терис, — крикнул он, оказавшись наконец на корме, — направь корабль правее, между тех кораблей. Там как раз есть место. Если попадем, точно сразу оба загорятся.

Помолчав мгновение, он добавил:

— Скоро прыгаем. Мы и так слишком близко подошли.

— Хорошо, — кивнул Терис, но вдруг как-то неестественно дернулся, потом качнулся вперед и повис на рулевом весле, навалившись на него грудью. Корабль стал резко забирать влево, норовя уйти в сторону. Присмотревшись, Чайка увидел, что из спины Териса торчит острие стрелы, пронзившее генуэзского паренька насквозь в районе сердца.

— Ах вы суки, — выругался Федор, снимая мертвого Териса с весла и осторожно укладывая на палубу, — такого парня загубили. Ну погодите у меня, сейчас я ваши шаланды запалю так, что мало не покажется. За всех карфагенян отомщу.

До столкновения объятому пламенем брандеру оставалось пройти совсем немного. Федор уже даже мог разглядеть разъяренные рожи римских морпехов, но и сам он, чумазый от копоти, вряд ли выглядел мирно. Уворачиваясь от стрел, которые свистели над головой, он все же закрепил руль веревкой, направив корабль, куда хотел. Потом скинул с себя мешавший плащ. Оба меча лежали в мешке, но Федор не стал их оттуда забирать. Бросил короткий взгляд на мертвого Териса и, проговорив: «Прощай, парень», столкнул его тело в воду, а потом бросился вниз сам.

Вынырнул он уже там, где было темно. Задержал дыхание. Плавать в морской пехоте его научили хорошо еще в прошлой жизни. Проплыв метров пятьдесят, Федор остановился и, отфыркиваясь от соленой воды, осмотрелся. Брандер неумолимо приближался к своей цели. Направил он его хорошо, как заправский подводник торпеду. Римляне забегали по палубам своих обреченных кораблей, но сделать ничего не смогли. На глазах Чайки полыхавшее двадцатиметровое судно, парус на котором уже вспыхнул и сгорел, по инерции вошло в узкую щель между двумя кораблями и, уткнувшись в пирс, едва не рассыпалось на части. Палуба «торговца» от столкновения обвалилась вниз, разбушевавшийся огонь вырвался наружу и принялся лизать борта и снасти более высоких квинкерем. На пирсе стояли какие-то подготовленные к погрузке ящики, они тоже занялись, быстро распространяя область поражения.

— Хороший корабль был у Сандракиса, — проговорил Федор, сплюнув в очередной раз соленую воду, — жаль только не ходить ему больше в море. Но зато какую службу сослужил.

И, не оглядываясь больше назад, Федор поплыл в сторону основания мола и складов торговой гавани, где пока не было суматохи. Он греб изо всех сил и, когда наконец его рука коснулась досок низкого пирса, подумал, что побил мировой рекорд. Он сильно устал, но отдыхать было не время. Стоя по пояс в воде в мокрой тунике, Федор скользнул взглядом по темному пустынному берегу, а потом обернулся в сторону разгоравшегося в военной гавани зарева. Обе квинкеремы и часть пирса пылали, охваченные огнем, который грозил перекинуться на соседние корабли. Урон был уже приличным, но Федор надеялся на большее. Однако наблюдать за пожарищем дальше было смерти подобно. На воде появилось сразу несколько бирем с морскими пехотинцами, которые обшаривали акваторию при свете пожара и своих факелов в поисках людей, прыгнувших в воду. Римляне отчетливо понимали, что сам собой этот корабль приплыть не мог. А сбежавшие поджигатели еще не успели уйти далеко. Убили ведь они только одного, да и то могли не разглядеть, что убили.